Пока он мылся в керамической ванне в комнате с розовыми стенами, вокруг него поднимался пар от горячей воды, и Мак задавался вопросом, содержала ли проповедь Дарры толику ее собственного жизненного пути. Дарра Мажестик — вероятно, она сама придумала это имя — могла быть сиротой, которая подвергалась насилию со стороны отца, брата, дяди… или даже тети. Мир был полон таких историй. Потому что мужчины так поступают, так она сказала. И, к несчастью для всего мужского племени, он не мог этого отрицать.

Через два дня после того, как Мак перебрался на мансарду, ранним утром неподалеку вспыхнул пожар. Пламя охватило три дома, прежде чем его удалось взять под контроль. В результате погибли мужчина, женщина, двое детей и собака. Конрад рассказал, что пожар начался на нижнем этаже одного конкретного дома, за которым он и еще один человек наблюдали из своего укрытия на крыше. Мак понял это еще до того, как ему сказали, кто за это ответственен. Он собрался с духом, снова принял ванну и решил выпить бокал очень хорошего бренди Дарры. Теперь он стал нищим убийцей, у которого нет ни дома, ни гроша в кармане, ни былого доброго имени.

Дарра внимательно выслушала его рассказ о визите Бакнера в поместье, о пожаре в конюшне и последующей смерти Рубена, а также о том, как он связался с агентством «Герральд».

— Решатель проблем! — фыркнула леди. — Что это вообще за бизнес такой?

Мак рассказал, что смерть Силки Соула завела расследование в тупик, и оно не смогло продвинуться дальше.

— Вот, почему Джайлзу пора исчезнуть, — сказала Дарра Маку однажды вечером в конце декабря. — Его влияние превышает его возможности, и рано или поздно его длинный язык создаст проблемы мне и нашему партнеру… особенно ему, потому что его доброе имя может лопнуть, как мыльный пузырь. Со временем Джайлзу станет недостаточно просто выбраться в высшее общество — которое на деле намного выше его головы. И все известные скаковые лошади Англии не удовлетворят его амбиций. Он будет оглядываться и думать, кого он может сжечь точно так же, как сжег твои конюшни. Нет, мы не можем сидеть сложа руки и ждать, пока он оправится от потери Дженнифер и снова обретет свои аппетиты. Сейчас он жалкий отшельник, но через несколько месяцев он прогрызет стены какого-нибудь богатого дома, чтобы впиться в глотки живущей там семьи. Это совершенно неприемлемо. — Лицо с желтым глазом было непроницаемым. Дарра разглядывала Мака очень внимательно, пока он сидел перед камином в ее гостиной. — Что ты можешь делать?

— Прошу прощения?

— Делать. Какую работу ты можешь делать? Я полагаю, у тебя было хорошее образование. В чем?

— В финансах.

— Это хорошо. Мне бы не помешал надежный бухгалтер. И начинай отращивать волосы. Мне отвратительна твоя лысая макушка. Пара девочек постарше сказали, что считают тебя красавчиком. Дай им повод помечтать.

Мак не думал, что ему понравится ответ, но все же решился задать свой вопрос:

— Постарше? Сколько же им лет?

— Обеим по тринадцать.

Он видел девочек в заведении Дарры Мажестик.

Самой младшей из них было восемь, а самой старшей — Дженнифер — четырнадцать. Мак все гадал, какой мужчина хотел бы сексуального внимания от детей? Те, что приходили сюда, не были грязными уличными оборванцами. Нет, они были хорошо одеты, носили дорогие парики и украшенные драгоценными камнями броши в галстуках. Они вели себя так, будто имели право флиртовать со всеми, кто им приглянется, вне зависимости от возраста. Их количество повергло Мака в шок. Сам он никогда не понимал, в чем может состоять сексуальное очарование ребенка, накрашенного белым гримом, с нарумяненными щеками, в белом кудрявом парике со взрослым макияжем. Однако посетители заведения платили за этот вид «развлечения» из своих глубоких карманов, не жалея средств. Мак хорошо знал это, потому что заносил все цифры в бухгалтерские книги.

Он взял за правило держаться подальше от девочек, особенно от Дженни, и, конечно же быстро подниматься по лестнице до своих апартаментов на мансарде. Когда он отрастил волосы и вернул былую красоту, девочки сами стали замечать его. Временами они стучали в его дверь и бросались врассыпную, когда он отвечал на стук. Поэтому он перестал отвечать.

Декабрь перетек в Январь. Январь сменился февралем.

— Когда мы это сделаем? — спросил он Дарру однажды за ужином.

— Со временем, — ответила она. — Имей терпение, дорогой мальчик.

— Почему бы вам просто не послать Конрада и еще пару человек в поместье Бакнера, чтобы они вышибли ему мозги? Разве это не проще?

— У него все еще есть телохранители. И я хочу, чтобы никто из моих людей не пострадал. К тому же у меня есть намерение нанять людей Бакнера после того, как все будет сделано, так что… — Она хитро улыбнулась. — Мы с моим партнером договорились, что Джайлс должен умереть от естественных причин.

Вилка с ростбифом замерла у самого рта Мака.

— То есть, как?

— Ты начал этот процесс. Ты его и закончишь. У Джайлса Бакнера слабое сердце. У него дважды случался приступ, и каждый из них, как опасался доктор, мог оборвать его жизнь. Мы надеемся, что третий так и сделает. Ну что ты замер? Ешь. Кстати, Алиса и Дора хотели бы, чтобы как-нибудь вечером, когда все успокоится, ты почитал им их любимые книги. Им нравятся басни Эзопа.

— Я не могу!

— Конечно, можешь. Подари им немного острых ощущений, дорогой мальчик! Кому это повредит?

Таким образом, Мака в конце концов заставили сидеть в гостиной в окружении нескольких девочек и читать им басни и другие истории, в то время как они смотрели на него, как на греческого бога. Однажды вечером, когда он в седьмой раз читал «Ворона и лисицу» [64] , бледная фигура в синем халате детского размера, с недавно вымытыми светло-каштановыми волосами до плеч, проникла в комнату, и горло Мака сражу же сжалось. Он мучительно отвернулся, потому что пологий изгиб носа девочки был жестоко сломан, рот, похожий на лук купидона, пересекал старый шрам, а ангельские глаза были затуманенными и тусклыми. Маккавей ДеКей в тот момент поклялся, что, если только сам Бог не вмешается, чтобы предотвратить это, он отправит братьев Траут в ад без голов собственноручно.

— Продолжай, продолжай читать, — подначила хозяйка дома, которая во время вечерних чтений всегда сидела в кресле-качалке в углу. — Дорогая Джанет, — сказала она новоприбывшей, — подойди и сядь к маме на колени.

— Вы сказали Траутам, что Дженни будет полезна вам еще два-три года, — напомнил Мак Дарре однажды днем в ее офисе. — Что с ней будет после этого?

— Такие, как она, двигаются дальше. Они всегда двигаются дальше, оставляя свою мать позади…

Мак подумал, что начинает замечать искорку безумия в Дарре Мажестик. Что-то скрывалось за ее желтым глазом.

— Двигаются дальше? Куда?

— Они освобождают места новым. Такова логика жизни, не так ли?

— Я хочу услышать ответ. Куда они двигаются дальше?

— К другим матерям. Я не настолько эгоистична, чтобы удерживать их всех при себе.

— Вы имеете в виду другие дома? Вы продаете их?

— Я бы очень хотела, чтобы дела обстояли не так, — вздохнула она. — Но это бизнес. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой, потому что видишь цифры.

Оставь надежду, — подумал он. Теперь ему стало все ясно.

— Значит, они никогда не смогут зажить обычной жизнью. Они в этом «бизнесе» навсегда?

— Ничто не вечно. Как я уже говорила тебе во время нашей первой встречи, они учатся жить или продолжают умирать. Я верю, что, когда они покидают этот дом, они научаются жить… вне зависимости от того, кто в этом мире хочет, чтобы они умерли.

— Но Дженни не сможет позаботиться о себе. Она сломлена. Вы хотите вышвырнуть ее в этот мир?